Неточные совпадения
Ужасный
крик не умолкал, он сделался еще ужаснее и, как бы дойдя до
последнего предела ужаса, вдруг затих.
Крик закончился взвизгом;
последние звуки послышались уже на дворе; все затихло. Но в то же самое мгновение несколько человек, громко и часто говоривших, стали шумно подниматься на лестницу. Их было трое или четверо. Он расслышал звонкий голос молодого. «Они!»
Это было
последнее, в чем он отдал себе отчет, — ему вдруг показалось, что темное пятно вспухло и образовало в центре чана вихорек. Это было видимо только краткий момент, две, три секунды, и это совпало с более сильным топотом ног, усилилась разноголосица
криков, из тяжко охающих возгласов вырвался истерически ликующий, но и как бы испуганный вопль...
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком, приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь
крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти
криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с
последней нотой обморок!
Я, лежа у себя в койке, слышу всякий стук,
крик, всякое движение парусов, командные слова и начинаю понимать смысл
последних.
Вообразите, вдруг с ней в одну ночь — это четыре дня тому, сейчас после того, как вы в
последний раз были и ушли, — вдруг с ней ночью припадок,
крик, визг, истерика!
И он опять принялся кричать протяжно и громко: «А-та-та-ай, а-та-та-ай». Ему вторило эхо, словно кто перекликался в лесу, повторяя на разные голоса
последний слог — «ай».
Крики уносились все дальше и дальше и замирали вдали.
Ободренный знаками всеобщего удовольствия, рядчик совсем завихрился, и уж такие начал отделывать завитушки, так защелкал и забарабанил языком, так неистово заиграл горлом, что, когда наконец, утомленный, бледный и облитый горячим потом, он пустил, перекинувшись назад всем телом,
последний замирающий возглас, — общий, слитный
крик ответил ему неистовым взрывом.
Крик его немного похож на
крик обыкновенного петуха, когда
последний чего-нибудь испугается.
Последний сидел в своей комнате, не показываясь на
крики сердитой бабы, а на следующее утро опять появился на подоконнике с таинственным предметом под полой. Нам он объяснил во время одевания, что Петрик — скверный, скверный, скверный мальчишка. И мать у него подлая баба… И что она дура, а он, Уляницкий, «достанет себе другого мальчика, еще лучше». Он сердился, повторял слова, и его козлиная бородка вздрагивала очень выразительно.
Коростелей вместе с перепелками травят ястребами, но нельзя сказать, чтобы всякий ястреб брал коростеля, и по весьма смешной причине: как скоро ястреб станет догонять коростеля и распустит на него свои когти,
последний сильно закричит; этот
крик похож на щекотанье сороки или огрызанье хорька.
С этим же
криком бегает он иногда по болоту, а все чаще издает эти звуки, сидя на сучке сухого дерева, или на высоком пне, или даже на кусту;
последнее, впрочем, бывает очень редко; знаю я также, что токующих бекасов, разумеется, самцов, охотники-промышленники приманивают на голос самки и бьют сидячих.
Все, что я писал о избиении сих
последних во время вывода детей, совершается и над травниками; от большей глупости (так нецеремонно и жестко выражаются охотники) или горячности к детям они еще смелее и ближе, с беспрестанным, часто прерывающимся, коротким, звенящим
криком или писком, похожим на слоги тень, тень, подлетают к охотнику и погибают все без исключения, потому что во время своего летания около собаки или стрелка часто останавливаются неподвижно в воздухе, вытянув ноги и трясясь на одном месте.
Основываясь на таких убедительных доказательствах, с достоверностью заключить, что тяга — ток вальдшнепов: самцы летают по лесу и
криком своим зовут самок;
последние откликаются, самцы отыскивают их по голосу и совокупляются с ними.
При
последних словах своих он вдруг встал с места, неосторожно махнул рукой, как-то двинул плечом и… раздался всеобщий
крик!
Не слушайте сестрицы; ну, чего дедушку глядеть: такой страшный, одним глазом смотрит…» Каждое слово Параши охватывало мою душу новым ужасом, а
последнее описание так меня поразило, что я с
криком бросился вон из гостиной и через коридор и девичью прибежал в комнату двоюродных сестер; за мной прибежала Параша и сестрица, но никак не могли уговорить меня воротиться в гостиную.
Мы с Евсеичем стояли на самом высоком берегу Бугуруслана, откуда далеко было видно и вверх и вниз, и смотрели на эту торопливую и суматошную ловлю рыбы, сопровождаемую
криком деревенских баб, мальчишек и девчонок;
последние употребляли для ловли рыбы связанные юбки и решета, даже хватали добычу руками, вытаскивая иногда порядочных плотиц и язиков из-под коряг и из рачьих нор, куда во всякое время особенно любят забиваться некрупные налимы, которые также попадались.
Но только что я воротился к себе, голова моя закружилась, и я упал посреди комнаты. Помню только
крик Елены: она всплеснула руками и бросилась ко мне поддержать меня. Это было
последнее мгновение, уцелевшее в моей памяти…
Привлеченные шумом и
криками, которые во время этой революции неслись с острова, я и несколько моих товарищей пробрались туда и, спрятавшись за толстыми стволами тополей, наблюдали, как Януш, во главе целой армии красноносых старцев и безобразных мегер, гнал из зáмка
последних, подлежавших изгнанию, жильцов.
«Братцы, — обращается он к рабочим, — в третий и
последний раз предупреждаю, что буду стрелять!…»
Крики, свист, хохот…
Чудинов очутился на улице с маленьким саком в руках. Он был словно пьян. Озирался направо и налево, слышал шум экипажей,
крик кучеров и извозчиков, говор толпы. К счастию,
последний его собеседник по вагону — добрый, должно быть, человек был, — проходя мимо, крикнул ему...
Этот
последний, самый удивительный
крик был женский, неумышленный, невольный
крик погоревшей Коробочки. Всё хлынуло к выходу. Не стану описывать давки в передней при разборе шуб, платков и салопов, визга испуганных женщин, плача барышень. Вряд ли было какое воровство, но не удивительно, что при таком беспорядке некоторые так и уехали без теплой одежды, не отыскав своего, о чем долго потом рассказывалось в городе с легендами и прикрасами. Лембке и Юлия Михайловна были почти сдавлены толпою в дверях.
— Нет, бросьте вы меня, праздный молодой человек! — накинулся он на меня во весь голос. Я убежал. — Messieurs! [Господа! (фр.)] — продолжал он, — к чему волнение, к чему
крики негодования, которые слышу? Я пришел с оливною ветвию. Я принес
последнее слово, ибо в этом деле обладаю
последним словом, — и мы помиримся.
Когда оба ряда бойцов сшибались в
последний раз, оспаривая победу, и в тесной куче ломали рёбра друг другу, издавая рёв, вой и свирепые
крики, у Матвея замирало сердце, теснимое чувством отчуждения от этих людей.
— Как не быть, — подхватила Прасковья Ильинична, — целые четыре бутылки остались, — и тотчас же, гремя ключами, побежала за малагой, напутствуемая
криками всех дам, облепивших Фому, как мухи варенье. Зато господин Бахчеев был в самой
последней степени негодования.
Надо было посмотреть, что делалось тогда с Фалалеем: он плясал до забвенья самого себя, до истощения
последних сил, поощряемый
криками и смехом публики; он взвизгивал, кричал, хохотал, хлопал в ладоши; он плясал, как будто увлекаемый постороннею, непостижимою силою, с которой не мог совладать, и упрямо силился догнать все более и более учащаемый темп удалого мотива, выбивая по земле каблуками.
Он не мог видеть, что происходило на поле; но слышал ясно
крик и ругательства поляков, громкий лай, потом отчаянный вой и, наконец,
последний визг издыхающего Зареза.
В церкви душа Фомы напиталась торжественно-мрачной поэзией литургии, и, когда раздался трогательный призыв: «Приидите,
последнее целование дадим», — из груди его вырвалось такое громкое воющее рыдание, что толпа всколыхнулась от этого
крика скорби.
Хлопнула Ворона в
последний раз носом по сучку, встрепенулась и только что хотела вспорхнуть, как услышала страшный
крик. Неслась стая воробьев, а впереди летела какая-то маленькая желтенькая птичка.
Как ни выбивался злой дух из
последних сил своих, чтобы подмануть христианскую душу, это не удалось ему, потому что, хотя он и очень верно подражал человеческому голосу, но прежде чем рыбаки, глядя на гаванскую церковь, окончили ограждающую их молитву, на правом берегу в Чекушах пропел полночный петух, и с его третьим
криком и виденье и
крики о помощи смолкли.
И он слегка
Коснулся жаркими устами
Ее трепещущим губам;
Соблазна полными речами
Он отвечал ее мольбам.
Могучий взор смотрел ей в очи!
Он жег ее. Во мраке ночи
Над нею прямо он сверкал,
Неотразимый, как кинжал.
Увы! злой дух торжествовал!
Смертельный яд его лобзанья
Мгновенно в грудь ее проник.
Мучительный, ужасный
крикНочное возмутил молчанье.
В нем было всё: любовь, страданье,
Упрек с
последнею мольбой
И безнадежное прощанье —
Прощанье с жизнью молодой.
Где-то встал и замер какой-то дикий
крик; может быть, это
последний вопль какой-нибудь жертвы человеческого насилия или предсмертная агония зайца в когтях совы.
Но тут с тяжким грохотом бухнула
последняя труба, и среди мгновенно взвившегося облака желтой пыли Харлов, испустив пронзительный
крик и высоко подняв окровавленные руки, повернулся к нам лицом. Слёткин опять в него прицелился.
Едва Сабуров произнес
последний стих, как в театре произошло небывалое волнение: поднялся неслыханный
крик, шум и стукотня.
Тетерев. Жизнь! Покричат люди, устанут, замолчат… Отдохнут, — опять кричать будут. Здесь же, в этом доме, — всё замирает особенно быстро… и
крик боли и смех радости… Всякие потрясения для него — как удар палкой по луже грязи… И
последним звуком всегда является
крик пошлости, феи здешних мест. Торжествующая или озлобленная, здесь она всегда говорит
последней…
Солнце уже зашло за макушки березовой аллеи, пыль укладывалась в поле, даль виднелась явственнее и светлее в боковом освещении, тучи совсем разошлись, па гумне из-за деревьев видны были три новые крыши скирд, и мужики сошли с них; телеги с громкими
криками проскакали, видно, в
последний раз; бабы с граблями на плечах и свяслами на кушаках с громкою песнью прошли домой, а Сергей Михайлыч все не приезжал, несмотря на то, что я давно видела, как он съехал под гору.
С каждым словом романса все сильнее и смелее прорывалось и обнажалось чувство, в
последних стихах послышались
крики страсти, и когда он допел, сверкающим взглядом обращаясь к Наде,
последние слова романса...
В одном богатом селении, весьма значительном по количеству земли и числу душ, в грязной, смрадной избе на скотном дворе у скотницы родилась дочь. Это обстоятельство, в сущности весьма незначительное, имело, однако, следствием то, что больная и хилая родильница, не быв в состоянии вынести мучений, а может быть, и просто от недостатка бабки (что очень часто случается в деревнях), испустила
последний вздох вскоре после первого
крика своей малютки.
Когда они шли по селу, дряхлые старики, старухи выходили из изб и земно кланялись, дети с
криком и плачем прятались за вороты, молодые бабы с ужасом выглядывали в окна; одна собака какая-то, смелая и даже рассерженная процессией, выбежала с лаем на дорогу, но Тит и староста бросились на нее с таким остервенением, что она, поджавши хвост, пустилась во весь опор и успокоилась, только забившись под крышу
последнего овина.
Обгорелые фигурки слов и чисел
из черепа,
как дети из горящего здания.
Так страх
схватиться за небо
высил
горящие руки «Лузитании».
Трясущимся людям
в квартирное тихо
стоглазое зарево рвется с пристани.
Крик последний, —
ты хоть
о том, что горю, в столетия выстони!
Гимназисты, сначала испуганные
криком, громко захохотали при
последнем слове, а Анна Георгиевна сказала, делая страдальческое лицо...
И было ль то привет стране родной,
Названье ли оставленного друга,
Или тоска по жизни молодой,
Иль просто
крик последнего недуга —
Как разгадать? Что может в час такой
Наполнить сердце, жившее так много
И так недолго с смутною тревогой?
Один лишь друг умел тебя понять
И ныне может, должен рассказать
Твои мечты, дела и приключенья —
Глупцам в забаву, мудрым в поученье.
Через полчаса стало уже совсем темно. Вверху угасали еще в синем небе
последние отблески заката, но в затененной ленской долине стояла тьма… Вдруг мой спутник издал легкий гортанный
крик удивления и вскочил сзади на круп моей лошади.
И это «засну», ехидное, шипящее, вырвалось из его груди как
крик победного торжества и было
последним гвоздем, который вбил он в крышку своего гроба. Улица продолжала шуметь, и Андрей Николаевич накрыл голову подушкой. Стало тихо как в могиле.
Оставьте эту надежду, если когда-либо вы и были так легкомысленны, что имели ее. Вы выпьете чашу до
последней капли. Вас возьмут, как воров; против вас будут искать ложных свидетельств, а на то, которое вы сами о себе дадите, подымется
крик: он богохульствует! И судьи скажут: он достоин смерти. Когда это случится, радуйтесь: это
последнее знамение, — знамение того, что вы сделали настоящее, нужное дело.
Собравшись с
последними силами, Марко Данилыч испустил было
крик, но так тихо, так беззвучно, что никто и не слыхал его. Беспомощным лежал грозный некогда Смолокуров перед Корнеем. Что думал он в то время, один Бог его знает, но злобно глядел он померкающими очами на нахала приказчика.
Тут девочка быстро оторвала платок от глаз, взглянула влажным от слез взглядом и с громким, радостным
криком повисла на шее у
последней.
Так, Пенькновский зачастую, не ограничиваясь
криком из телеги, выскакивал вон — и, выхватив у Кирилла его длинный троечнический кнут, хлестал им встречных мужиков и их лошадей, отчего
последние метались в стороны и нередко валили и опрокидывали возы, мимо которых мы потом с торжеством проезжали среди мужиков, снимавших в страхе свои шапки и, вероятно, славших нам тысячи проклятий.
До ушей Иоле долетел этот отважный ответ, достойный его героя-брата. Юноша весь загорелся, весь ожил, услыша его. Глаза его сверкнули, как раскаленные уголья. Он бросился с
криком «живио» к двум уцелевшим от австрийских снарядов орудиям, с оставшейся y них в живых батарейной прислугой и в
последний раз скомандовал: пли! В
последний раз, потому что передовые части синей лавины уже докатились до подножия горы, занятой их батареей и сейчас ожесточенно дрались с пехотинцами-юнаками, защищавшими там внизу гору.
A кругом валились
последние солдаты разбитого наголову неприятельского отряда. Слышались стоны раненых,
крики сдающихся на милость победителей. Уже там и тут махали белые платки, сигнализируя сдачу, и молодой подпоручик Гардин вел целую толпу разоруженных его бравыми солдатиками военнопленных.